Русский язык. Архивное фотоЕлена КараеваВсе материалы

В Государственную думу внесен законопроект, согласно которому, как говорится в преамбуле, «вывески и надписи, в том числе информация о товаре и акциях, должны быть на русском языке».

Как только новость облетела блогосферу, в секте свидетелей «банки темного стекла из-под импортного пива» поднялся абсолютно предсказуемый переполох, переходящий в ажитацию. Экзальтированные образованцы, любящие щегольнуть англицизмами, подняли крик, что их теперь «затирают и унижают», забыв, правда, взглянуть, прежде чем пенять на зеркало, на себя самих со стороны.

Тридцать с лишним лет в стране русский язык жил на правах падчерицы — ну как Золушка в доме мачехи, — а любимыми дочерьми были занесенные слова и словечки, от которых деваться было нельзя, как сегодня в Европе от постельных клопов или кухонных тараканов. Свой вклад, разумеется, внесли медиа. Там европоцентричность была хорошим тоном, а все, что так или иначе относилось или происходило от русских морфем, считалось не вполне соответствующим «культурным аспирациям (по-русски — надеждам и желаниям) государства», которое тогдашние его власти старательно пытались запихнуть в семью, так сказать, «просвещенных народов всего цивилизованного мира». Это был салон небезызвестной Анны Павловны Шерер, но для бедных.

Три десятилетия истекли вот буквально сейчас, и выяснилось, что смешение английского и французского с нижегородским не прошло бесследно. Экспансия выражается очень по-разному, но выглядит одинаково смешно. Особенно доставляют названия элитных (на самом деле — элитарных) ЖК и коттеджных поселков. При этом чем больше цена, тем выше шанс, что счастливые обладатели недвижимости обнаружат себя в «маленькой Шотландии», но расположенной отчего-то не в Highlands, а в сельском поселении Луневское Солнечногорского района Московской области (это официальный адрес).

Если «маленькая Шотландия» — не совсем та чашка чая, из которой хочется пить, то вот есть пример урбанизма в лучшем городе Земли (без иронии). Это ЖК Turgenev. Да, название на латинице фамилии того, кто написал: «Ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!» Иван Сергеевич, родной наш, простите их, поскольку ваших книг они не читали и не ведают, что творят!

Конечной точки в маршруте, на котором сплошь и рядом абсолютно бесстыже большими буквами пишут «коливинг» и «коворкинг» вплоть до внесения этого законопроекта, не было. Англицизмы в их самой вульгарной форме — от «краша» (парень, который ей нравится) или «крашихи» (девушка, которая ему нравится) до «айсти» (холодный чай) — засидели русское поле русского языка как помойные мухи, спастись можно было, только открыв романы Тургенева или Толстого. Они, владевшие — и блистательно — иностранными языками, прекрасно понимали, что речь, письменная или устная, — главная характеристика любого литературного персонажа. Первыми это подметили Пушкин и Грибоедов, первый — иронично в «Евгении Онегине» («панталоны, фрак, жилет — всех этих слов на русском нет»), второй — саркастически в «Горе от ума», вложив в уста Чацкого язвительную ремарку о «смешении французского с нижегородским».

На самом деле, экзальтированные еврофилы — это фактор, осложняющий слух и иногда оскорбляющий взор.

Сбережение языка в тех самых странах, на опыт которых так любят ссылаться сектанты от пивных банок с иностранными надписями, давно рассматривается как дело государственной важности и государственной безопасности. Употребление заимствованных слов, раз без них не обойтись, после проверок аналогов и синонимов квотировано. На уровне закона. Закон — словарь, который обновляется время от времени. И пока в этот словарь не занесено слово computer или printer, можно обкричаться в специализированном магазине об «унижениях и затираниях», но на этикетке с ценниками будет значиться в первом случае ordinateur («упорядочиватель», если в дословном переводе на русский), во втором — imprimante («печатальница» — опять-таки, если дословно). И так практически по каждой позиции в языке Мольера. Приоритет во всем и всегда — французскому языку. Недовольные идут либо лесом, либо в суд, либо могут писать Макрону.

И такое отношение к языку — родному языку, языку, на котором с тобой говорили мама и папа, распространяется на все слои общества. Катрин Денев однажды прервала интервью, в котором ее журналист назвал английским словом «звезда»: star. Она холодно заметила: «Этого слова нет во французском, а есть слово vedette». После чего поднялась и ушла, не забыв попрощаться.

Битва за правильный, чистый, бесконечно разнообразный, богатый русский язык в итоге оборачивается, вне зависимости от того, хотим мы этого или не хотим, цивилизационным сражением за идеалы. Идеалы эти выражаются и формулируются словами. На русском.

С другой стороны — невозможно (да и не нужно) препятствовать заимствованиям, ведь, в конце концов, язык — материя подвижная и развивается во времени и пространстве.

Но что точно должно делать, так это заимствования регулировать, если требуется — квотировать их употребление и уж точно — исключить возможность появления любого жилого Turgenev в стране, где есть один — и великий — писатель Иван Тургенев. Иначе проторгуем все наследство, доверенное нам и предками, и всей нашей историей.